Шутиха-Машутиха - Страница 125

125

Он согласно кивал головой.

— Мой дедушка, а твой прадедушка был кузнецом. И вот приснилась ему во сне жар-птица. И говорит птица человеческим голосом: «Родится у тебя, кузнец, мальчик, помощник тебе и надежда в старости. Но родится мальчик, если ты выкуешь меня и моих сестер — разных птичек и украсишь ими кровать для своего первенца, которого носит под сердцем твоя жена. А чтоб птицам, сестрам моим, было хорошо, как в лесу, выкуешь ты, кузнец, волшебное дерево, где бы им вольно жилось и весело пелось». Проснулся дедушка — никого нет. Встал быстрехонько и побежал в кузницу. Ковал он жар-птицу, и сестер ее птичек, и райское дерево с листочками и яблоками, которого в жизни не видывал. Долго ковал, на соломе спал в кузнице, торопился побыстрей кроватку сделать. И вот прибегают к нему однажды в кузницу и говорят, что бабка-повитуха послала за ним. Схватил он кроватку и бегом домой. А там уж кто-то кричит: «Уа-уа-уа!» Бабка-повитуха и говорит: «С добрым почином тебя, Аверьян Евдокимович! Бог дал сыночка в рубашечке!» Ну, сперва в зыбке качали сыночка, потом в кроватку положили. Так и живет кроватка с жар-птицей в нашем доме. Теперь уж тебя дождалась. И тебе, может, приснится, если сильно захочешь, жар-птица и слово заветное скажет.

Он засыпал под ее тихий шепоток, сунувшись под мышку, привыкая к ней, с нетерпением ожидая вечера, чтобы опять слушать ее шепоток.

Галя была веселая, быстрорукая. Она успевала матери помочь и с Арсюшей на речке повозиться, держа его самолетиком над водой, ухала, опуская его в воду по плечики, а потом они из мокрого песка на берегу сооружали дворцы и крепости. Домой идти не хотелось.

Когда Галя собралась уезжать, он впервые в жизни узнал, что бывают какие-то отпуска и что в городе совсем не так, как в деревне, где никаких отпусков нет. От горя он забился под кровать и целый день терял там слезы. Это был протест против потери своей няньки, мама сама назвала Галю нянькой, а теперь отпускала, собирала ее в дорогу, пихая в растопыренную сумку помидоры и огурцы.

Галя так и не дождалась, когда он вылезет из-под кровати, и, огорченная, сказала ему под кровать, что он ее совсем не любит, и он еще сильней заплакал, молча роняя слезы.

И тосковал после, подолгу стоя у окна, все ждал, что Галя приедет в отпуск. Прислушивался, что говорят старшие. О Гале говорили мало, только иногда мать с кем-нибудь обмолвится:

— Мы тяжело робим, а Галина на заводе на мужской работе. Думала, в городе замуж выйдет, а, видно, судьба не встречается. В войну девчонка горя хлебнула и выросла — за мужика пошла робить.

Галя навсегда вошла в жизнь Арсюши, и он помыслить себе не мог жизни без Гали. Ложился спать, смотрел на жар-птицу, вспоминал ее и тихо плакал.

А потом случилось несчастье: Гале кран-балкой перебило ногу. Мать бросила все и поехала к сестре в городскую больницу. Арсюша так и просидел у ворот, не заходя в дом, поджидая мать. Увидев ее, шедшую пешком от райцентра, бросился навстречу и встал на ее пути, всем лицом вопрошая: «А Галя?»

— Галя приедет скоро! — погладила его по голове мать и вздохнула.

И он принялся ее ждать.

Сперва он не узнал в худой, оступающейся на одну ногу женщине Галю. Узнав, бросился на дорогу и нежно прильнул к Галиной изувеченной ноге. Галя наклонилась к нему, запрокинула к себе его лицо и принялась осыпать поцелуями. Только теперь она не смеялась, и у Арсюши все замерло внутри от жалости к Гале.

— Ты ждал меня? — тихо спросила она.

Арсюша отчаянно закивал, закусив губенки, еще крепче прижавшись к Гале.

— Теперь никуда не уеду, — пообещала она. — С тобой буду.

Года через полтора в деревне собралась умирать старуха Евсеевна. Приказала похоронить ее с попом, да чтоб не трясли ее тело по колдобинам в далекую церковь, а призвали батюшку сюда, и выложила сыну всю наличность, какой располагала. За батюшкой, как Евсеевна померла, съездили. Евсеевну отпели и погребли по всем православным законам. Обрадовавшись наличию попа, вспомнили в деревне о некрещеных чадах и после похорон в чьем-то доме в шайке с колодезной водой упросили батюшку устроить купель.

Отец был в медпункте, которым заведовал, мать — на ферме, в доме с ребятишками была нянька Галя.

Арсений помнил, что прибежала возбужденная после поминок Сверчушка и поманила к створке Галю. Нянька недолго думая послушалась Сверчушку, обобрала все курячьи гнезда и захватила пенсию. Арсений заробел попа, величественного и бородатого, но тут уж нянька быстренько раздела Арсюшу, и батюшка сделал свое дело. Шел обратно и разглядывал новый крестик на веревочке. Там очень худой человек повис на перекладине.

Через месяц отца вызвали в район и исключили из партии.

Из района отец вернулся страшный.

— Кто тебя просил? — наступал он на Галю. — Да если бы я знал… Я за свой партбилет на войне кровью заплатил! — Отец метался по избе, подлетал к Гале и набухал жилкой на лбу. — Ну чего ты добилась? Чего?

Арсюша, видевший все это, слышавший, вскочил на лавку, где сидела нянька, горячо захлестнул ее шею руками.

— Отойди от нее! — закричал отец.

— Не ругай ее. Не кричи так, черт полосатый! — вдруг четко и внятно сказал Арсюша.

Отец, словно в него переместилась немота сына, замер посреди кухни. Мать перестала мыть посуду.

— Что? Что ты сказал, сынок? — на цыпочках, крадучись подошел к лавке отец. — Т-ты сказал, сынок? — срывающимся голосом спросил снова.

Но Арсений, как ни приставали к нему родители, как ни пытались «разговорить» братья и сестры, больше не проронил ни слова.

125